Отправлено: 05.08.06 02:03. Заголовок: Евгений Неглинкин

Поэма неизвестного мехматовского автора. Судя по "трамваю на Моховой", написана явно до открытия "высотки" в 1953 году.

Горит восток зарёю новой.
Звонит будильник полчаса.
Сыр коркою своей багровой
Ласкает взор. И колбаса,
Глазами сальными сверкая,
Как одалиска молодая,
На блюде томно возлежит,
Гурмана жадный взор манит...
Но молодой герой поэмы
Вставать не торопился. (Он
Любил поспать, как любим все мы.)
Докучный отгоняя звон,
Глаза в томленье закрывает,
Как вдруг (О ужас!) возникает
Сквозь безмятежных грёз туман
Виденье грозное - декан!
Сверкают краги желтым блеском,
Рукою твёрдой он как раз
Ужасный подписал приказ,
И искры рассыпают с треском
Его орлиные глаза...
Он весь, как божия гроза!
Герой, что сделалось с тобою?
Где безмятежной лени вид?
Как бы холодною водою
Внезапно бедный был облит.
Вскочил с постели, вмиг оделся,
Умылся и за стол уселся,
Не замечая ничего.
Декан, декан глядит в него!
И утро все безумец бедный
Куда бы взор ни обращал,
С тяжелым топотом скакал
За ним декана призрак медный,
Так, коршуна завидя тень,
Наседка мечется весь день...
Шумит, гремит трамвай московский,
От крика стёкла дребезжат,
И долго шума отголоски
За ним по улице летят.
Но кто всех яростней дерётся?
Чей глас всех громче раздаётся?
То горемычный наш герой
Висит, держась одной рукой.
Друзья "Полнощного трамвая"!
Пока он там шумит, орёт,
(Хотя билета не берёт),
Томить вас доле не желая,
Без промедлений, сей же час
С героем познакомим вас.
Неглинкин, добрый наш приятель,
Мехматской нивы лучший цвет,
Гурса, Привалова читатель,
Танцор отличный и поэт,
Был москвичом. Из школы средней
Унёс он, кончив класс последний,
Свой аттестат, новейший блюз,
Да слабых знаний лёгкий груз.
Он по-немецки еле-еле
Мог изъясняться и писать.
Умел классически списать,
Не зная равных в этом деле.
К безделью приучившись в школе,
Себя он здесь не утруждал.
Во время лекции на воле
По коридорам он гулял
С лицом задумчивым и нежным.
Когда ж прогульщикам мятежным
Пришла тяжёлая пора
И грозные выговора
Посыпались, худого слова
Не молвив, он на задний ряд,
Придя, садился, и подряд
Читал Бальзака, Гончарова,
Спинозу, Уткина, Мюссе -
Ему любезны были все.
Неглинкин был в глазах доцентов
Неглупый малый, но ленив.
Он чтил профессоров. Студентов,
В них нрав беспечный оценив,
Считал он верными друзьями
И часто, часто вечерами
В пивной с компанией сидел,
И пиво пил, и раков ел.

Но в чём он истинный был гений,
К чему стремился вновь и вновь,
Была, друзья мои, любовь.
Одетый, как московский денди,
(Иль современнее - пижон),
Он вёл поить дешёвым бренди
Наивных дев и страстных жен.
Любил в фривольном разговоре
С лукавством тайным в томном взоре,
Удачный улучив момент,
Ввернуть двузначный комплимент.
Никто, как он, не мог умело
С учёным видом знатока
Болтать о том, о сём, пока
В огромном парке не темнело.
И, наконец, под рокот струй,
С губ алых выпить поцелуй.

Однако долго мы болтали.
Куранты бьют девятый раз.
Пока мы вам тут рисовали
Портрет героя без прикрас,
Трамвай по Моховой тащился,
Евгений с нетерпеньем злился,
И подтолкнуть желал бы он
Ползущий медленно вагон...
Звенит звонок. Толпой нестройной
Студенты медленно бредут
К дверям. Прогульщик беспокойный,
Презрев учёбы славный труд,
Всех встречных на пути толкая,
Летит, как серна молодая,
По длинной лестнице в буфет,
Желая свой запутать след...
Ещё один, ещё... с дифуров,
С анализа, с ТФКП,
Бегут они. Кто раб амуров,
Кто устремляется к толпе,
Буфет набившей. Тяжкой тучей
Отряды вольницы летучей,
У стойки яростно крича,
Ножами рубятся сплеча.
То бой идет за ложки чайны.
Там, жадный разевая рот,
Рвут два студента бутерброд.
Тот, завтрак получив случайно,
Не прожевав, глотает вдруг,
Пока не вырвали из рук.
Но возвратимся вновь к герою.
Вон, словно туча саранчи,
Рой опоздавших мчит стрелою.
Меж них Неглинкин. Проскочив
Пред носом лектора, садится
И вид принять учёный тщится.
Но безуспешно. Он попал,
Как Чацкий, с корабля на бал, -
Ещё в глазах горит отвага,
Угроза в сжатом кулаке,
А уж перо дрожит в руке,
Уж перед ним лежит бумага,
Он чертит сложных формул тьму,
Не понимая, что к чему.
Но скоро чувства в нём остыли,
Он стал рассеянней писать.
Ему дурным примером были
Соседи. Он закрыл тетрадь,
На стуле томно растянулся,
Взглянул на доску, усмехнулся,
На лектора рукой махнул,
Отворотился и вздохнул
И молвил: "Всех пора на смену,
Науки долго я терпел,
Но и анализ надоел."
Хандру свою обыкновенну
Почуяв вновь, зевнув, он стал
Осматривать знакомый зал.
Прекрасный зал (он был построен
Во вкусе русской старины)
Высокой чести удостоен:
Мехмата гордые сыны
За потрясёнными столами
Сидят нестройными рядами;
Иные на доску глядят,
Иные весело галдят...

Но почему, читатель спросит,
О юных девах слова нет?
Где пол прекрасный? Он приносит
Нам столько радостей и бед!
Так отчего же из поэмы,
Которую с восторгом все мы
Читаем, не глядит на нас
Лукавство тёмно-карих глаз?
Сказать по правде, мы робеем
Петь деликатный сей предмет,
Но коль пути иного нет,
Что ж, мы напишем, как умеем.
Но нам кончать приходит срок,
Тем более, звенит звонок.
Как звать ее? Марусей? Анной?
Ба! Таней! - Именем таким
Страницы нашего романа
Не первые мы освятим.
Оно приятно, очень звучно,
И с ним, конечно, неразлучны
Печальный нрав и томный вид,
Зелёно-жёлтый цвет ланит,
Простуда при любой погоде,
Трёх нянь докучливый надзор,
Роман Жанлис и прочий вздор,
Но нынче это всё не в моде,
И девушка в наш юный век -
Вполне нормальный человек.

Итак, она звалась Татьяной.
Её восторженный поэт
Сравнить решился бы с Дианой.
И алых губок яркий цвет,
И глаз лазурное сиянье,
И груди томной трепетанье -
Всё взоры привлекало к ней.
Она была всего милей,
Когда на лекции сидела
И, чуть головку наклонив,
Спеша, писала вкось и вкривь,
Меж тем, как вкруг неё гудела
Толпа студентов. Как пчела,
Она прилежная была.

Неглинкин стройностию стана
И блеском хладного ума
Мечты невинные Татьяны
Смутил. Не ведая сама,
Она уже его любила,
Когда, стыдясь себя, следила
Из-под опущенных ресниц,
Как между тривиальных лиц
Являлся бледный лик героя,
Такой изящный и простой,
Такой печальный и живой...
И вот в ней сердце молодое
Забилось страстно, и само
Ей шепчет нежное письмо.

Письмо Татьяны предо мною,
Вот я в руке его держу,
Читаю с тайною тоскою,
Но вам его не покажу.
Вам не понять ни юный трепет,
Ни свежих чувств невинный лепет,
Сердечных мук, огня в крови -
Вам не понять её любви.
Как тонко мысль её являла
Себя среди неровных строк,
Как был изящен нервный слог,
Когда она ему писала
И предлагала щедрый дар:
Конспект и сердца первый жар.

Неглинкин, кавалер умелый,
Видавший виды ловелас,
Конверты с подписью несмелой
Вскрывал уверенно не раз.
И Тани милое признанье
Его усталое вниманье
Не приковало. Даже взять
Он отказался и тетрадь,
Решив: "Какого чёрта, право:
Зачем же бабья мне мазня?
Ведь не умней она меня!
И без конспекта сдам на славу!"
И вот, когда звонок запел,
К Татьяне наш герой подсел.
И молвил: "Вы ко мне писали.
Я очень тронут и польщён,
Но, понимаете, едва ли
Для чувств высоких я рождён.
А что касается тетради -
Зачем она? Потехи ради...
Ведь я анализ не учу
И заниматься не хочу."
"Ах, Женя, - Таня отвечала,
Печально голову склоня, -
Ну пусть не любишь ты меня,
Но чем тетрадь тебе мешала?
Вчера вот у доски не взял
Ты очень лёгкий интеграл."
"Быть можно дельным человеком
И интегралы не решать.
К чему напрасно спорить с веком,
Зачем других опережать?
Мне опротивели науки,
Меня тошнит от этой скуки.
Ну, что ты мне конспект суёшь?
Ему цена-то - медный грош!
Пусть знания мои хромают,
Но погоди - придёт зима,
И убедишься ты сама,
Как я "отлично" нахватаю."
И, бросивши тетрадь на стол,
В пивную наш герой пошёл.

Едва дыша, от оскорбленья,
Как мрамор критский, побледнев,
Внимала Таня, без движенья,
С трудом свой сдерживая гнев,
Евгения обидной речи.
Лишь тихо вздрагивали плечи,
И непослушная слеза
Едва туманила глаза.
Когда ж Евгений удалился,
Она склонилася к рукам,
И сразу по её щекам
Поток алмазный покатился.
Любви и горечи полна,
Так долго плакала она.

А наш герой, собой довольный,
Надев потёртый редингот,
Вдоль по Тверской походкой вольной
В бар, что на Пушкинской, идет.
И там за кружкою пивною,
Компаньей окружён хмельною,
Он с лёгким смехом рассказал,
Как ловко Таню отчитал.
Теперь ты видишь, мой читатель:
Евгений поступил, как хам,
Его за то ругал я сам,
И мне он больше не приятель.
Мне тошно про него писать,
К тому и песнь пора кончать.

Зима. Студенты, нос повесив,
В читальню обновляют путь.
По градам вольным и по весям
Молва: "Экзамены грядут."
И лишь известье прокатилось,
Всё громко вдруг зашевелилось.
Всё ближе, ближе этот шум...
Студент становится угрюм,
Теряет аппетит, веселье,
Забросил книги и кино,
Небрит, нечёсан он давно.
Прощай, привычное безделье,
Прогулов тайных тишина -
Пришли худые времена.
Теперь он, вставши спозаранку
(А как хотелось бы поспать!),
Мчит, на ходу жуя баранку,
За книгой очередь занять.
Рукав засучивая, франты,
Чихая, тянут фолианты
Из-под кровати, где зазря
Они валялись с сентября.
По залам бродит люд печальный.
Во МХАТе легче кресло взять,
Чем стул свободный отыскать
В забитой до краёв читальне.
Там громкий гул и тяжкий дух.
Чтоб не заснуть, все зубрят вслух...

В зелёной глубине читальни -
Забытый всеми угол дальний,
Где мой Евгений за столом
Сидит с измученным лицом.
С утра он ворох книг листает,
То чертит чисел длинный ряд,
То пишет формулы подряд
И ничего не понимает...
Разочарованный и злой,
Идёт в одиннадцать домой.
Нет, поздно! Видит мой Евгений,
Что времени отрезок мал.
И хоть по-прежнему в свой гений
Он верить не переставал,
Хотя он был всё в той же мере
В своих способностях уверен,
И гордость ложная ему
Досель с вопросом ни к кому
Не позволяла обратиться -
Теперь он ясно осознал:
"Конспект - иль завтра я пропал!"
И уж по лестнице он мчится,
Не уставая повторять:
"Тетрадь, полцарства за тетрадь!"

Вы догадались уж заране,
Куда помчался наш герой.
К ней, к ней - к отвергнутой Татьяне!
Смотри, не поздно ль, милый мой?
Не без жестоких колебаний,
Мучений гордости, страданий,
Себя переборовши, он
Пришёл к Татьяне на поклон.
И вот с поникшей головою
Он перед Танею стоит
И, запинаясь, говорит:
"Да, виноват я пред тобою.
Был груб и низок мой ответ,
Я знаю, мне прощенья нет.
Но ты своей душою чуткой
Должна простить, должна понять.
Спаси меня из бездны жуткой,
Верни мне жизнь, - дай мне тетрадь!"
Татьяна холодно внимала
Ему и с болью вспоминала
Те дни, когда была она
В такого типа влюблена.
Потом промолвила сурово:
"Теперь иные времена,
И мне тетрадь самой нужна."
И больше не сказав ни слова,
С поднятой гордо головой
Ушла. Остался наш герой...

Ушла последняя надежда,
И лик грядущего суров:
Стоит беспомощный невежда
Перед толпой профессоров.
Теперь на их проспекте праздник.
Кричат: "Попался, безобразник!
Ужо, разбойник, будешь знать,
Как нам на лекциях мешать!
А ну, возьмём его в работу!"
Тут страшный гул по всем прошёл,
И тащат длинный чёрный кол...
Евгений вскрикнул и по поту,
Покрывшему его главу,
Понял, что бредил наяву.

Занесена уж рока палка:
Экзамен завтра - он пропал!?
Не тут-то было! Он шпаргалку
Всю ночь до утра составлял.
Наутро казнь. Но без боязни
Он мыслит об ужасной казни:
Шпаргалка вышла хороша.
О, как поёт его душа,
Когда трепещут под руками
Два листика, куда вписал
Он многих лекций матерьял
Миниатюрными значками.
И, спрятав бережно на грудь
Шпаргалку, он пустился в путь.
Идёт, на мертвеца похожий,
Вдаль устремив застывший взгляд.
И долго встреченный прохожий
Глядит испуганно назад.
Бежавшая спокойно кошка,
Которой лапу он немножко
Носком тяжелым придавил,
Кричит из всех кошачьих сил.
Евгений их не замечает.
Он, белый, словно полотно,
Губами бледными одно
Определенье повторяет:
"Двух уравнений результант
Особый есть детерминант."

Но вот мехмат. Евгений мнётся,
В замочну скважину глядит,
Вздохнув, рукой за дверь берётся
И в залу входит. Страшный вид!
Доцент, профессор - колет, режет,
Бой, крики, плач, зубовный скрежет,
Пытаемых студентов стон -
И смерть, и ад со всех сторон.
Нет, не могу. Кладу перо я,
Чтоб описать кровавый пир,
Потребен минимум Омир...
Смутилось в голове героя,
Нетвёрдо он шагнул вперёд,
Миг - и задание берёт.
Заданье взято - жребий брошен.
Евгений сердцем вновь взыграл.
Нимало он не огорошен
Тем, что ни разу не читал
Сей теоремы. Оглянувшись
И низко над столом нагнувшись,
Шпаргалку ловко он достал
И пишет... Вдруг пред ним предстал
Профессор в гневе величавом...

Но здесь героя моего
В минуту, злую для него,
Я оставляю. Он со славой,
С позором кончил ли - как знать!
Мне завтра самому сдавать.